«Очень нам тяжело». Что происходит с жителями Курской области, которые бежали от украинской армии

С августа на территории Курской области действует режим КТО — контртеррористической операции. Он был введен после того, как на российскую землю зашли подразделения вооруженных сил Украины. В связи с интенсивными боевыми действиями жителям приграничных районов области пришлось бежать. Три месяца они живут вне своих домов и напряженно следят за обстановкой на фронте.

В августе мы говорили с этими людьми, в буквальном смысле по горячим следам. Они делились деталями экстренной эвакуации и рассказывали, как привыкают к новым условиям жизни. Сегодня мы позвонили снова и спросили: «Ну как вы?»

Все собеседники «Фонтанки» успели эвакуироваться из своих населенных пунктов в первые дни, преимущественно настроив маршрут на Курск.

На новом месте началась более сложная жизнь, к условиям которой до сих пор приходится адаптироваться. Первым делом собеседники искали жилье. По их словам, стоимость аренды квартиры в Курске почти неподъемная для них.

«Как мы живём сейчас? Отвратительно мы живём. Все живут на съемных квартирах, ценники на которые позадирали до 35 тысяч рублей. Люди не верят в принцип бумеранга — это так называется», — делится жительница села Махов Колодезь Большесолдатского района.

Собеседница из Малой Локни подтверждает, что квартиры в Курске дорогие даже без учета коммунальных услуг, стоимость которых только возрастет с приходом зимы. Впрочем, женщина отмечает, что ее семья готова оплачивать аренду квартиры, но хочется, чтобы была уверенность в том, что завтра никого не выгонят из апартаментов.

«Мы уже успели три квартиры поменять — даже не знаем, куда бежать. У меня две внучки — близняшки, они уже привыкли к четвертой квартире. Но вчера приходит хозяин, уже её продаёт. Хотя, когда заключали договор, не говорил о продаже. Теперь нам снова надо искать жилье. Может, ещё дороже будет. Очень нам тяжело», — делится жительница села.

В то же время некоторым удалось занять места в пунктах временного размещения (ПВР). В конце августа министр промышленности и торговли РФ Денис Мантуров заявил, что в ПВР в 29 субъектах страны находятся 115 тысяч человек, выехавших из приграничья. Собеседник «Фонтанки» из села Замостье живет в пункте временного размещения в Саратовской области.

«Нам предоставили место практически сразу. Когда кипеж навели, тогда предоставили. Губернатору на сайт написали, побегали по администрации, это все заняло два дня», — объясняет мужчина.

При этом не все успели разместиться в ПВР. По словам жительницы Суджи, она не предполагала, что накаленная обстановка в Курской области будет сохраняться так долго. Поэтому собеседница сначала снимала квартиру посуточно, потом жила у знакомых. А когда друзья решили продать апартаменты, женщине пришлось арендовать квартиру, так как «все ПВРы были уже забиты».

«Теперь снимаем квартиру за бешеные деньги. Наши куряне нам „помогают“ — 33 тысячи рублей, плюс коммуналка. <…> В целом тяжело сейчас квартиру найти — разбираются быстро», — добавляет суджанка.

Между тем пункты временного размещения подходят для жизни не всем. Как объясняет одна из собеседниц, в ПВР невозможно жить маломобильным группам населения — инвалидам, пожилым. В связи с этим остается только аренда, а для ежемесячной оплаты жилья необходим стабильный доход.

Жители Курской области, покинувшие свои дома, получили три единовременные выплаты: 10 тысяч рублей, 15 тысяч рублей и 150 тысяч рублей.

«На работе мы все на простое — нам платят два должностных оклада. Это примерно 3–5 тысяч рублей. Кто-то получает 6 тысяч рублей, кто-то получает 10 тысяч рублей, кто-то 15 в лучшем случае. Вот нам выплатили по 150 тысяч рублей за потерю имущества. Люди снимают квартиры за эти деньги, но это сейчас. То есть по факту, когда закончатся 150 тысяч рублей, будем жить на лавке возле подъезда все», — указывает одна из собеседниц.

Беженцы Курской области активно ищут работу, но быстро трудоустроиться удается не всегда.

«Дочь и ее муж долго-долго искали работу. Месяц были без работы — только в сентябре нашли. А детей в садик здесь не берут из-за недостатка мест, вот я и сижу с ними», — отмечает жительница Малой Локни.

«Я работаю, но работаю в „Пятерочках“, в „КаБэшках“, где можно самозанятость оформить. А вообще я работник культуры. Мое резюме, например, лежит в Министерстве культуры с первого дня, как мы приехали в Курск. У меня два высших образования, 15 лет стажа. То есть я не думаю, что прям вообще нет вакансий для таких, как я. Но до сих пор ничего не предложили», — говорит жительница Большесолдатского района.

Если же работу удалось найти, то вероятность того, что она будет хорошо оплачиваемой, невысока. Так, если раньше житель Замостья владел аптекой и ему хватало денег на то, чтобы обеспечивать свою семью, то после эвакуации он устроился грузчиком в Саратовской области. По его словам, работа тяжелая и малооплачиваемая.

«Дело в том, что если бы я, допустим, эту зарплату, которую я зарабатываю здесь (в Курске. — Прим. ред.), получала там (в Судже. — Прим. ред.), это было бы хорошо. А здесь зарплата, при условии ещё съёма жилья, превращается в копейки», — добавляет суджанка.

Так, эвакуировавшиеся жители все чаще вспоминают о родных городах и селах, где осталась значительная часть их жизни: родные люди, дом, работа и хозяйство. Но тоску по дому порой обрывает осознание того, что сейчас происходит в близких сердцу местах.

По словам собеседницы из Малой Локни, сейчас в ее селе не осталось ни одного жителя — только военнослужащие Украины.

«У нас шли страшные бои, и вроде ВСУ еще не выбили из села. <…> Наши солдаты, которые заходили в село, говорят, вообще никого не осталось — только убитые», — рассказывает она.

В Замостье продолжаются удары беспилотников со стороны ВСУ, указывает один из жителей. По его словам, в селе до сих пор остаются люди, но им приходится жить без электричества, воды и газа — отапливают дома с помощью дров.

«Местные живут под украинцами. Там зашла армия ВСУ — оккупирована территория. Люди не могут оттуда (из села. — Прим. ред.) выехать. Коридоров никаких не создают для выхода мирного населения», — добавляет мужчина.

Как отмечает большинство собеседников «Фонтанки», им неизвестно, когда они смогут приехать обратно домой. Некоторые сомневаются в том, что им есть куда возвращаться, поэтому надеются на компенсацию потерянного имущества.

«Нам возвращаться некуда. Наши дома все разбиты в Малой Локне. В Судже там, может, какие-нибудь стоят, а в Малой Локне сказали, что нет ни одного дома. Плачем каждый день — все осталось в родном селе. Все, что наживали. Я в селе прожила 52 года. Все ж моё, все моё. У меня квартира была хорошая, колхозная. <…> Хоть бы нам дали сертификаты [для приобретения жилья], нам бы свое жилье, и ничего больше не надо», — делится жительница Малой Локни.

Из-за потери всего нажитого эвакуировавшимся тяжелее адаптироваться к новым условиям, потому что они ощущают себя так, будто бы у них ничего не осталось за спиной.

«Там остался родной частный дом, машина. Вот, представляете? А мы сейчас живём в однокомнатном номере — четыре кровати в одной комнате. А у меня был дом, дом на 100 „квадратов“, у каждого ребёнка своя комната, гардеробная. Тут же вещи, которые мы купили, девать некуда — один шифоньерчик маленький на всех, — делится житель Замостья. — Грустим — никакой конкретики. Мы живём тоже одной надеждой, верой, что это все закончится. Может быть, вернёмся в свои дома».

Помимо домов и хозяйства в виде скота и огорода у некоторых в родных местах остались родственники, которым не удалось выжить. Одна из жительниц Суджи рассказала «Фонтанке», что во время эвакуации в городе остался ее отец — из-за состояния здоровья мужчину нельзя было вывезти. Суджанка надеялась, что скоро вернется домой, но боевые действия в Курской области не прекращались, и месяц назад она узнала, что отец умер, так как никто не мог ухаживать за ним.

«Мы привыкаем к этим условиям, в которые нас поставила жизнь. Но мы хотим домой. Останется ли там что-то? Вот это ещё вопрос. <…> Представьте, живём в чужих стенах. Мы едем домой (с работы. — Прим. ред.), понимаем, что мы едем не домой», — заключает жительница Суджи.